Полигон. Часть четвертая.

"Бдаммммм!", - и второй уголок, дав искру о грунт, отлетает, как кегля от удара мяча.

Мы ставим палатки. Точнее, мы пытаемся их ставить, потому что вбить в это стальной кол от палатки - то еще шоу. Кувалды помните? Вот ими мы работаем уже второй час, пытаясь заколотить в грунт два десятка кольев. Грунт представляет собой иссиня-голубую глину, взять которую можно только динамитом. Спасаемся тем, что у дизелистов есть наждачный круг: затачиваем колья и все-таки к ночи ставимся.

Кухня до сих пор не развернута, своих запасов воды у нас - только во флягах, где брать воду нам полигонщики сказать забыли. Получаем буханку чернушки на четверых, банку консервов, едим уже при свете фонарика-"жужжалки", кроя матюгами отцов-командиров.

Ночь накатывается как-то разом, как будто вырубили свет: в черном южном небе видны яркие звезды, по степи разбросаны огоньки площадок. По беспроволочному телеграфу выясняем, что слева стоят коллеги из Киевского округа, справа - мурманчане, а севернее - ГДРовцы. В Европе особо не постреляешь, посему сюда катаются стрелять из всего Варшавского договора. С соседями знакомиться пойдем завтра. Сейчас - спать.

Поспали... Среди ночи слышен тонкий, с надрывом детский плач. Шакалы нашли какую-то поживу. Мороз пробирает по коже: натуральный звук детского плача. Наконец проваливаемся в беспамятство, балансируя в какой-то полудреме между сном и реальностью.

...подъем знаменуется ударами в рельсу. Полковой юродивый, начальник разведки майор Роднин решил озаботиться подъемом личного состава. Нехотя выползаем из палаток под вопли вчера выпустившегося и распределенного в наш полк лейтенанта. Лейтенант вытягивает тонкую цыплячью шею из неумело подшитого воротника полевой формы, и разоряется, демонстрируя согласно заветам Петра Алексеевича вид бравый и придурковатый. В конце концов кто-то не выдерживает и любезно рекомендует лейтенанту прекратить пиздеть. Лейтенант затыкается на полуслове. Строимся.

Расклад на сегодня предстоит безрадостный и серый, как портянка: надо выкопать отхожее место, причем отдельно для господ офицеров, коим не пристало срать в ту же выгребную яму, что и плебсу. Первый абзац читали? Вот в этом грунте и предстоит копать .

Остальным не менее весело: натягивать колючку (от кого - не спрашивайте, ибо положено), разворачивать на позиции технику, вобщем, обживаться на новом месте в пустыне. Тяжелая, грязная, предельно выматывающая работа под солнцем, физически вдавливающем тебя в грунт.

После обеда появились полигонные "купцы". Мать твою, что ж за "барщину-то" придумали?

Пояснение: Шедрый Бакшиш, бережно доставленный на полигон, это лишь часть дела. На полигоне всегда до черта работы и всегда мало людей, которых можно запрячь эту работу делать. В результате каждое стреляющее подразделение не только везет, чем богато (спирт, доски, стройматериалы и пр.) но и отдает своих воинов в барщину, т.е. выполнять какие-то работы либо на самом полигоне, либо там, где у полигонного начальства есть интересы. В этот раз комбинация выглядела следущим образом: соседнему астраханскому совхозу надо убрать пленку с помидор, за это оный совхоз поделится жратвой с полигоном. Пленку убирать едем мы, с нами жрачкой делиться не будут.

...гюрза очень не любит, когда ее беспокоят. Ну в самом деле, лежала себе под влажной, горячей пленкой, ловила кайф, а тут пленку резко сдергивают. Приходится куда-то ползти, шипеть, вобщем, двигаться. Минут через 10 имеем сюрреалистическое зрелище: с места ночного отдыха стройными рядами сваливают гюрзы, кобры, гадюки и даже пара эф. Гадюка, сдуру сунувшаяся в нашем направлении, моментально остается без головы: тонкими ивовыми прутами мои хлопцы запаслись заранее, примерно зная, с чем нам придется столкнуться.

Управились быстро, с наслаждением лезем в мутный оросительный канал, несущий взвешенную глину: еще немного и поплавятся мозги.

Приезжаем на площадку, видим живого немецкого полковника. Херр оберст предельно недоволен, я бы сказал, даже взбешен: херр оберст подозревает, что мы виновны в том, что из расположения вверенной ему части ночью пропали три новых аккумулятора, два костюма химзащиты и по мелочи. Тоже мне, бином Ньютона, я даже знаю, кто на дело ходил ночью, не зря у водил был такой загадочный вид. Господин полковник считает своим долгом сообщить, что das ist unzulässig и вверенные ему немецкие зольдаты будут защищать имущество, ja. Тираду прерывает Вовка Тележников: как самый маленький он зашхерился в заднем ряду:

- Мы тебе, родной, еще Сталинград напомним, тут недалеко...

Строй начинает ржать, как стадо коней. Оберст покрывается пятнами, по-прусски красиво разворачивается и уходит. Обиделся, наверное.

..и снова приходит ночь, накрывая нас куполом черного неба, с проделанными в нем дырочками-звездами. Я еще не знаю этого, но через 10 дней я сниму форму...